Чистый ветер, который жадно хватают люди, столпившиеся у перрона, не спешит покидать их так быстро. Напротив, ему нравится быть желанным гостем. Он усиливается. Некоторые начинают придерживать свои шляпки, некоторые поворачиваются к нему лицом. Кому-то все равно. Иные продолжают беззаботно болтать или молча ждать прибытие поезда.

Огромные часы на стенке пробили одиннадцать. Кто-то отложил свою газету и сверил время с часами на руке. Все правильно. Снова принялся читать. 

Самый обычный вечер, разбавленный длинными минутами ожидания. И вот, кульминация - поезд прибыл. Люди начинают суетится, бегать со стороны в сторону,  пытаясь отыскать в толпе незнакомцев человека, которого ждали целую вечность. Сумки не дают им просто бежать. Они медленно тянутся сзади, как ненужный балласт. Видны слезы на глазах, видна улыбка. Холодные рукопожатия или теплые объятия. 

Трудно не заметить людей, которых никто не встречает. Такие, обычно, быстро уходят. Им нечего ждать. Как и мне. Я прихожу сюда, чтобы быть посторонним. Чтобы скрасить жизнью свое существование в минуты неистовой пустоты, которая все чаще овладевает моим сознанием. 

Здравствуй, мой друг. Я сижу в темноте и слушаю шум дождя за окном. Я мог бы зажечь свечи, но дом станет слишком светлым, слишком большим и слишком пугающим. Раньше я не замечал этого, теперь же - вижу. Мне следовало бы почаще бывать на свежем воздухе, но я не могу. Я боюсь, что вот-вот из этого проклятого и ослепительно-яркого света снова вынырнут черные уродливые фигуры, не знающие ни вчера, ни завтра, одержимые одной мыслью - мыслью о моем убийстве.

Я буду жить долго и одиноко, а однажды умру и вновь обрету ту, которая так рано ушла из моего мира. Я буду помнить ее всю оставшуюся жизнь и по ночам навещать могилу, дарить ей розы, а днем уходить в забвение, чтобы воскресить в своей памяти ее пьянящий облик, ее, до безумия нежный голос, ее глаза небесного цвета и губы цвета фламинго. Чтобы ощутить в полном забвении прикосновение ее теплых рук. Пройдут годы и время сотрет с памяти ее черты. Я буду жить слепой тоской, разгоняемой опиумом или героином. И в конце я стану безумцем, меня убьет морфий. Я обрету ее и потеряю, ибо мне дорога в ад. Она же - в раю. 

Моя муза умерла сегодня ночью и часть меня погибла с ней.

Не о всех страданьях напишут поэты 

И не каждый в душу готов заглянуть.

Никто не узнает, с чем встаешь на рассвете

И что думаешь ты, перед  тем, как уснуть.  

Так же само не каждый способен услышать

То, о чем ты кричишь между строчек в словах,

И понять чем живешь, чем молчишь и чем дышишь, 

И что видишь лишь ты в потаенных мечтах.  

Темнота опустилась  над нами  кольцами дыма. В небе показалась ночная богиня, чей свет когда-то так ярко освещал твое кроткое лицо. А это значит лишь одно - скоро начинается прибой.

Я медленно иду ко дну. Погружаюсь в океан все глубже. Мой воздух давно уж исчерпан, я не дышу. Тону, потихоньку задыхаясь. Синь воды сгущается, и вот уже вместо светло-голубого, она приобрела почти черный оттенок. 

Раньше было интересно тонуть: плывешь себе вниз, а вокруг тебя рыбы невиданной красоты кружатся, дельфины, киты. 

Но по мере погружения, существа, окружающие меня становятся все страшней и отпугивающей. Черный, ядовитый скат только что проскользнул мимо моих глаз, рыба-меч. Разноцветные кораллы сменились монотонными кубометрами черной воды. Ближе ко дну так холодно и тихо. Здесь господствует смерть и я сам скоро поддамся ее власти. Пустота, холод, вода. Я хотел бы по пути ко дну увидеть Атлантиду, но, видимо, я не в том месте тону. 

Черные стены, белый потолок, пожелтевший от времени, периодически мигающая лампа. Кафельный пол. Вода покрывает ржавое дно старой ванны, доходит почти до краев. На стенке большие часы показывают три. Я не знаю, как давно они остановились.